Бали. Человек и океан

Пляж Куты похож на огромную серферскую ярмарку. Расположившись у щитов, рассказывающих о действиях при цунами, инструкторы зовут укрощать волны на всех доступных им языках. Здесь тренирует толпа местных мальчишек, тут — полтора обосновавшихся на Бали поляка.

Русские группы на пляже можно узнать по хорошим доскам и униформе. У русских всё серьёзно: не палатка на пляже, а школа с учебным бассейном, ресепшеном и баром, со страховкой, туристическими программами и классами йоги. Бывалые рекомендуют две школы: Endless Summer и Surf Discovery. В обеих можно позаниматься разово, пройти короткий курс, арендовать оборудование, съездить в сёрф-трип на далёкий спот или записаться в лагерь и жить в отеле при школе.

Я выбираю Surf Discovery и на две недели выпадаю из курортной жизни. Каждое утро начинается с лекции, разминки, выбора серфа по размеру, поиска лиша — троса, связывающего ногу с доской и прогулки на пляж. Новички учатся на «пене» — пенных барашках, доставляющих серфера к прибрежным пескам при каждом заходе. Освоившие это искусство качаются на лайн-апе, где-то у линии горизонта, и рассекают по волнам вдоль пляжа.

Женской руки не хватает, чтобы эффектно нести огромный учебный серф под мышкой. Приходится транспортировать его в нелепых объятиях или водружать на голову. Спустя неделю я нахожу на своём черепе идеальную площадку для двухметровой доски.

Каждый день я просыпаюсь в половине шестого утра, разбуженная криками попугаев и незнакомых тропических птиц. Разворачиваю конверт из банановых листьев с варёным рисом, сажусь в голубое такси, протягиваю водителю местные миллионы. В тысяче рублей — 193 тысячи индонезийских рупий.

Привыкаю к рису с кокосовым молоком, выпечке из тапиоки, жареной утке и вездесущему ореховому соусу. В супермаркете выбираю мороженое со вкусом фасоли и местное пиво — Bintang.

Найденный в соцсети балийский гид Буди отвозит на своём микроавтобусе к подножию вулкана Батур и остаётся ночевать на переполненной парковочной площадке. Всюду — обмотанные платками балийцы: проверяют фонарики, перебирают уложенную в рюкзаки снедь, надевают куртки и шапочки.

Мы движемся в гору нескончаемой вереницей, и спустя пару часов пути пыльную тропинку с заросшими кустарником обрывами по обе стороны сменяют пористые валуны вулканического происхождения, по которым приходится карабкаться, высоко поднимая колени и раздирая руки. Ни отдышаться, ни повернуть назад: путники движутся в едином темпе, и огоньки их фонарей тянутся длинной нитью к самому звёздному небу.

Ближе к самой вершине в толпе прекращаются всякие разговоры. От усталости то и дело кто-то плачет.

Полдень следующего дня. Сплю в микроавтобусе, уткнувшись лицом в рюкзак и спустя секунду вскакиваю, объятая ужасом: кто-то словно перекрыл кислородный вентиль. В панике нахожу воду и таблетки от аллергии, переживаю ещё несколько мучительных секунд и возвращаюсь к реальности. Чувствую, как горит горло, забитое вулканической пылью.

Ёлочка индуистского храма Пура Лухур Улувату возвышается над стометровой скалой. Стражи выдают туристам фиолетовые и оранжевые полотнища, которые полагается обмотать вокруг бёдер на потеху бесчисленным стаям обезьян. Они разгуливают вдоль обрыва целыми семействами, воруя серьги, мобильные телефоны, очки и обменивая их на еду. При мне несколько совсем молодых обезьян, ещё не освоивших искусство торга, лишают пару зазевавшихся японцев возможности увидеть невероятный закат. Забрав очки, они просто ломают их пополам и скидывают обломки в океан.

Далеко-далеко под ногами бьются о скалы волны лучшего серферского спота на острове. Солнце опускается в воду медленно и величественно, словно не желая терять визуальный контакт с этим местом. Небо окрашивается в розовый, фиолетовый, грозовой синий и ещё сотни разных оттенков. Потерявший дар речи пожилой австралиец, фотографирующий закат со штатива, оборачивается ко мне с невыразимым жестом и вдруг приставляет к камере айфона кружочек своего поляризационного фильтра: снимай, снимай же скорей.

В этот день я впервые выхожу на лайн-ап и решаю отметить победу в местном серферском баре. Пропускаю стаканчик ром-колы, рассматривая скалы с балкона «Single Fin» и попутно узнаю, что фин — это плавник, установленный с обратной стороны серфа. Самая популярная сегодня формула содержит три фина, а сингл фин живёт в категории стильного ретро. В память об этом дне покупаю в баре приятную монохромную бейсболку.

По дороге в Улувату водитель делает остановку на территории заброшенного отеля с исполинскими террасами, поросшими мхом и кустарниками, изъеденной муравьями мебелью и рассыпавшимися статуями. Внизу, под обрывом, с океанскими волнами шутливо борются местные мальчишки. Я так и не получаю уверенного ответа на вопрос, как называется это место, но сохраняю его в памяти.

О пляже Паданг-Паданг балийцы говорят с грустью. После выхода фильма «Ешь, молись, люби» в 2010 году крохотный песчаный пятачок, спрятавшийся в скалах, всегда до отказа забит туристами. Поэтому посмотреть на его зелёные валуны я отправляюсь в дождь.

Чуть северней Куты на Бали находится район Чангу и его пляжи, любимые серферами. Поставить точку в своей двухнедельной практике я решаю, отправившись в серф-трип на местный пляж Бату Болонг. Ребята из Surf Discovery грузят в микроавтобус тренера, фотографа и доски.

В Чангу я разбиваю губу, получаю доской по голове, но остаюсь вполне довольной своим выступлением на незнакомом споте. Понимаю, что к следующему свиданию с океаном непременно придётся подтянуть навык плавания. На этом и расстаёмся с Индийским. Верю, что ненадолго.